Часть 2.

“В 14 часов 24 октября 1981 года, — сообщал впоследствии В.Г. Грицан, — похоронная процессия в количестве около 1000 человек направилась в сторону кладбища. Однако некоторые женщины стали призывать мужчин, особенно молодых, нести гроб с телом К.И. Гаглоева к обкому партии. Подстрекательские призывы привели к тому, что процессия действительно повернула в сторону Орджоникидзе. В порядке похоронной процессии произошли изменения, недопустимые в Северной Осетии: впереди пошли женщины и дети…

Это в известной степени послужило причиной того, что заслон из сотрудников ОВД был прорван, и колонна продолжала двигаться в направлении Орджоникидзе.

…Мужская часть колонны при прорыве через заслон вела себя агрессивно, высказывала угрозы, допускала нецензурную брань, применяла физическую силу в отношении работников милиции и стариков из фамилии Гаглоевых, препятствовавших продвижению процессии в столицу республики”.

Смяв и другие немногочисленные милицейские кордоны на пути следования, толпа, численностью уже около 3000 человек, к 15 часам достигла северной окраины Орджоникидзе — поселка Спутник, где ей преградили дорогу курсанты 8-й и 9-й рот 3-го батальона (4-го курса) ОВВККУ под командой подполковника М.С. Мина и небольшой отряд сотрудников Ленинского РОВД. Ни у тех, ни у других не было даже резиновых палок.

…Через несколько минут избитые до крови, в разодранном обмундировании курсанты и милиционеры получили приказ вернуться в Орджоникидзе, куда теперь прямиком неслась никем и ничем не сдерживаемая “похоронная процессия”, сама себя превратившая в злобное, беснующееся стадо.

***

Начальник ОВВККУ имени С.М. Кирова генерал-майор Н.И. Иванов, прервав свой оказавшийся непродолжительным отпуск, в 14.50 прибыл в училище прямо с экстренного совещания членов штаба МВД СО АССР, откуда он и сообщил по телефону о случившемся дежурному по ГУВВ (Главному управлению внутренних войск) МВД СССР.

Тревожное известие о прорыве участников “камбилеевского марша” сквозь милицейско-курсантский заслон у Спутника и их беспрепятственном следовании в центральный, Ленинский район Орджоникидзе, разумеется, заставило республиканское руководство принять срочные, но, как вскоре выяснилось, недостаточно адекватные меры.

…Около 15.40 увеличившаяся до 4000 человек толпа стремительно продвинулась в центральную часть Орджоникидзе и, опрокинув заградительные шеренги двух рот 3-го и 4-го батальонов ОВВККУ на подступах к площади Свободы, вмиг заполнила ее. Здесь располагалось здание областного комитета КПСС и Совета министров Северо-Осетинской АССР. А метрах в пятнадцати от него возвышалась серая каменная громада ОВВККУ.

Велев установить гроб с телом несчастного таксиста на мраморную трибуну, организаторы сборища направились в обком партии, чтобы передать первому секретарю Б.Е. Кабалоеву требование выйти к митингующим. Одним из главных требований участников чрезмерно затянувшихся похорон было выселение лиц ингушской национальности из Северо-Осетинской АССР, по крайней мере, с территории Пригородного района.

Куда именно, а самое главное, руководствуясь какими нормативно-правовыми актами, Б.Е. Кабалоеву надлежало депортировать ингушей, “митингующих”, разъяренных жителей злосчастного района, равно как и почти тысячу присоединившихся к ним уже в Орджоникидзе “патриотически” настроенных зевак, похоже, интересовало меньше всего.